Календари > Профетическое знание > Музыка живого слова

Музыка живого слова


16-09-2010, 12:31. Разместил: Куклев

 

МУЗЫКА ЖИВОГО СЛОВА

«Господь из одного кувшина льёт

 кому-то горький яд,

кому-то мёд».

Народная поговорка.                               

 

Тёмный мёд....несомненно, продукт натуральный. Но сегодня мы поговорим о натуральности поэзии, рассматривая её сквозь магический кристалл творчества.

 

В чём же натуральность творчества поэта, его природная чистота? Поэты как  музы могут возрождать архетипическое и символическое, могут обучать культуре слова и превращать слова в музыку.

 

    «О сколько музыки у Бога

      Какие звуки на земле...»

                                          А.Блок.

 

«Поэты прислушиваются к голосу бытия», - считал Мартин Хайдеггер.  Они прислушиваются, чтобы собрать нектар с цветка поэзии. «Переходя из вероятия в правоту», улавливают непосредственные знания и проникают в тайнопись мира.

 

Услышать, понять и поверить в откровения будущего — кто способен считывать, кроме  поэтов?

 

«…То неведомый текст набирает послушно рука,

 и смятенье души в виртуальность пространства ложится…».

 

Вот как прислушивался к голосу мира Георгий Иванов:

 

«…Поэзия: искусственная поза,

Условное сиянье звёздных чар,

Где улыбаясь, произносят «Роза»

И с содроганием думают: «Анчар».

 

Где, говоря о рае, дышат адом

Мучительных ночей и страшных дней

Пропитаны насквозь блаженным ядом,

Проросших в мироздание корней…»

 

А вот как прислушивается Т. Кайсарова:

 

«…Если хочешь – кричи, но никто не услышит твой крик –

здесь, в узорах чужого плетенья, теряется звук…

Обернись муравьём – муравьиного мира язык

ты ещё не постиг, не успел, не настроил свой слух…»

 

Что это за корни, которые «проросли в мироздание»? Может быть это корни рока творчества и в неведомых словах ростки смысла ? Ведь поэт знает то, чего не ведает обычный человек, ибо он находится за гранью бытия. Так должно быть в глубокой поэзии. 

 

"Поэзия - это исповедь водного животного, которое живет на суше, а хотело бы жить в воздухе"  (Карл Сэндберг из словаря Питера Марка Роже «Сокровищница слов»).

 

Но часто в поэзии возникает и искусственное, ненатуральное, негармоничное.  

 

Многие современные поэты это просто журналисты, у них нет этих корней

 

«в саду иной земли». Зачастую некоторые  умело подстраивались под идеологические клише и имели негласный договор с властью, у них было право на речь и они,  как правило выражали «дух времени» и  были «больше чем поэты».

 

Опыт советского времени выбросил за борт культуру тех, кто занимался «другими» темами, непонятными народу, и привёл сейчас этот тёмный народ, который остался без идеального и метафизического к упрощению и выхолощенности.

 

«Заумь», как считали наши генсеки, не должна просачиваться в печать и они очень хорошо управляли этим процессом, подобно Карлу девятому, который считал, что лошади и поэты должны быть сыты, но не закормлены.

 

Опыт кормушек и создал советскую литературу, которая перекрыла поиски мелоса.

 

Поэзия Т. Кайсаровой ищет те ноты и звуки, которые открываются только перед мудростью сердца.

 

Те поэты-вестники бытия, о которых говорим мы, это не узнанные вестники, у  которых корни в земле поэзии и золотые нити связывают их с небом, с космосом. Они стоят в просветах истины и посещают бездны по ту сторону космоса. Конечно, не у всех есть дар предчувствия будущего, как, например, у Слуцкого, который в начале 40-х предвидел атомное оружие или Г. Чулкова, который в 1920 году «прорисовал» образ Сталина.

 

«…Ещё скрежещет змий железный,

Сверкая зыбью чешуи,

Ещё весят над чёрной бездной

Россия, паруса твои.

 

Ещё не видим кормчий тёмный

В тумане одичалых вод,

И наш корабль как зверь огромный

По воле демонов плывёт…»

 

Ни научное мышление, ни логика суждения, а профетический настрой, отрабатывающий основные символы человечества, могут открыть доступ к бытию.

 

У того же Георгия Чулкова, в строках, написанных в 1938 году в Ялте, мы находим определение поэзии, близкое к нашей концепции:

 

«…И странных слов безумный хоровод

И острых мыслей огненное жало

И сон, и страсть, и хмель, и сладкий мёд

И лезвие кровавого кинжала.

 

Поэзия! Причудница столетий

И мы всегда доверчивые дети,

Готовы славить муки и восторг

Твоих мистерий и твоих видений

И яростно ведём ревнивый торг

За право целовать твои колени…»

 

Ветер как символ женского сквозит между строк и образов Татьяны, уносясь куда-то за горизонт.

 

«…Храмов бледные тени
на российском ветру
в белооблачной пене
растворятся к утру…»,

 

или

 

«…За далью ускользающей видны

костры, костры, и только ветры – мимо…».

 

Или другая мысль:

 

«…Видно, я обманулась, что мы сочиняем стихи,
забывая о том, что они нас давно сочинили…»

 

Тут блоковская мысль, что поэзия движется сама. Она приходит сверху, неизвестно откуда и уходит в неизвестном направлении.

 

Поэзия идёт от роковых корней, а мелос — от зерна неба и, прорасти этому зерну мешает очень многое: жестокий социум, массовая  культура, идеологические стандарты и неправедная конкуренция поэтов.

 

Некоторые поэты вкушают мёд бытия – это мы видим в текстах Татьяны Кайсаровой.

 

Мёд, как и бытие бывает разноплановым, многосферным. Эти сферы посещают мысли и воплощаются в поэзии Татьяны Кайсаровой.

 

«…Хрустальный день не для игры…

Прости, но спорить неохота –

уже готов и сдобрен мёдом

отвар осиновой коры…»

 

«…Печальны отголоски песен.

Увы, мне жаль – я не пою,

я горький сок осины пью,

в нём тает мёд янтарной взвесью…»

 

Звёздный мёд и поэзия Кайсаровой вбирает и «тёмный мёд ночей». Наполняет фиалу пряным медовым настоем.

 

Можно звать предвиденье, но появляется непредвиденное.

 

«За мнимой рекой под названием Лета», поэтесса попадает в миры иные.

 

Так сложилось, что в России не держится контекст. Поэты, как «атланты держат каменное  небо», не удерживая контексты. В стихотворении, посвящённом Д. Цесельчуку, слышна просьба не удерживать звук.

 

«…Не впервой уходить…

Отпусти, не удерживай, Звук!

Неуместна печаль

на пороге иных воплощений.

Жизни тянется нить,

но Сансары теряется круг,

растворяется даль

в сонном мороке скрытых смещений!..»

 

Поэт прочувствовал современный мир  и не ищет выгод, не принимает мир бизнеса, а  скучает по тёмным озёрам, по сакральному остыванию строк, по исчезающим миражам, где слышен крик муравьёв в горящих лесах и по знакомой Москве, которая представляется как незнакомый город, город незнакомых лиц.

 

«…Хладнокровная жизнь, бестолковая тяга к рублю.

Слово «бизнес», которое я не люблю,

для меня – бесполезный фетиш: я лукавство его различаю.

Ожиданьем живу и по тёмным озёрам скучаю,

и славянский напев в отголосках бессонниц ловлю…»

 

«…За скучной чередой пустых реклам лубочных –

банальность клоунад и плачи ни о чём,

и льстивый горький мед говорунов порочных,

и многое ещё…

                                     Мне город незнаком!»

 

«…На прощанье прошу:

пусть подарит фиал чародей

и наполнит вином

или пряным медовым настоем –

лишь его уношу,

сохраню на далёкой звезде,

буду в мире ином

ароматом Земли успокоен…»

 

Чаяния поэта почти всегда напрасны, слишком сильны расхождения между идеальным и тем, что есть.

 

Вместе с высокими темами встречаются простые женские мотивы: «накинуть китайский халатик», выпить кофе из молотых зёрен, где всё же мерещится в чёрной гуще — корни судьбы.

 

Для поэтессы важно сохранять «сад иной земли» «и явь и сон» это мы находим в стихотворении  Vergnano , где сквозь резной виноград виден сад, словно матрица мира.

 

«Обжигающе-чёрный, прошедший сквозь жерло «Делонги»,

без тебя не усну. Ну а если проснусь очень рано,

то, накинув китайский халатик, пристроюсь в шезлонге,

чтобы выпить волнующе-терпкий и горький «Верньяно».

Остаюсь в добровольном плену. О, дурманящий запах

твоих молотых зёрен! В чёрной гуще – разгадка судьбы.

Помню: вечер в Палермо подкрался на бархатных лапах,

а потом в италийской ночи́ голубые тонули сады.

 

Здесь другая погода, прости мой неласковый север.

Августовская ночь до обиды порой холодна,

только горечь «Верньяно» и розовый зябнущий клевер,

вдруг напомнят, что лето бывает бедней, чем весна.

Сквозь резной виноград виден сад, словно матрица мира.

Уходящей луны растворяется белый агат.

Незнакомые птицы на утреннем небе – пунктиром,

а знакомые – рядом о чём-то надсадно кричат».

 

Особенность поэзии Татьяны Кайсаровой в том, что она так проявляет метафизические переживания, что они сами находят свои пути. Такое происходит, если не торопить время, но поэзия устроена так, что всегда его торопит и опережает.

 

Только натуральное естественно и прекрасно.

 

 

<<<     ОГЛАВЛЕНИЕ     >>>

 



Вернуться назад