МУЗЫКА ЖИВОГО СЛОВА
«Господь из одного кувшина льёт
кому-то горький яд,
кому-то мёд».
Народная поговорка.
Тёмный мёд....несомненно, продукт натуральный. Но сегодня мы поговорим о натуральности поэзии, рассматривая её сквозь магический кристалл творчества.
В чём же натуральность творчества поэта, его природная чистота? Поэты как музы могут возрождать архетипическое и символическое, могут обучать культуре слова и превращать слова в музыку.
«О сколько музыки у Бога
Какие звуки на земле...»
А.Блок.
«Поэты прислушиваются к голосу бытия», - считал Мартин Хайдеггер. Они прислушиваются, чтобы собрать нектар с цветка поэзии. «Переходя из вероятия в правоту», улавливают непосредственные знания и проникают в тайнопись мира.
Услышать, понять и поверить в откровения будущего — кто способен считывать, кроме поэтов?
«…То неведомый текст набирает послушно рука,
и смятенье души в виртуальность пространства ложится…».
Вот как прислушивался к голосу мира Георгий Иванов:
«…Поэзия: искусственная поза,
Условное сиянье звёздных чар,
Где улыбаясь, произносят «Роза»
И с содроганием думают: «Анчар».
Где, говоря о рае, дышат адом
Мучительных ночей и страшных дней
Пропитаны насквозь блаженным ядом,
Проросших в мироздание корней…»
А вот как прислушивается Т. Кайсарова:
«…Если хочешь – кричи, но никто не услышит твой крик –
здесь, в узорах чужого плетенья, теряется звук…
Обернись муравьём – муравьиного мира язык
ты ещё не постиг, не успел, не настроил свой слух…»
Что это за корни, которые «проросли в мироздание»? Может быть это корни рока творчества и в неведомых словах ростки смысла ? Ведь поэт знает то, чего не ведает обычный человек, ибо он находится за гранью бытия. Так должно быть в глубокой поэзии.
"Поэзия - это исповедь водного животного, которое живет на суше, а хотело бы жить в воздухе" (Карл Сэндберг из словаря Питера Марка Роже «Сокровищница слов»).
Но часто в поэзии возникает и искусственное, ненатуральное, негармоничное.
Многие современные поэты это просто журналисты, у них нет этих корней
«в саду иной земли». Зачастую некоторые умело подстраивались под идеологические клише и имели негласный договор с властью, у них было право на речь и они, как правило выражали «дух времени» и были «больше чем поэты».
Опыт советского времени выбросил за борт культуру тех, кто занимался «другими» темами, непонятными народу, и привёл сейчас этот тёмный народ, который остался без идеального и метафизического к упрощению и выхолощенности.
«Заумь», как считали наши генсеки, не должна просачиваться в печать и они очень хорошо управляли этим процессом, подобно Карлу девятому, который считал, что лошади и поэты должны быть сыты, но не закормлены.
Опыт кормушек и создал советскую литературу, которая перекрыла поиски мелоса.
Поэзия Т. Кайсаровой ищет те ноты и звуки, которые открываются только перед мудростью сердца.
Те поэты-вестники бытия, о которых говорим мы, это не узнанные вестники, у которых корни в земле поэзии и золотые нити связывают их с небом, с космосом. Они стоят в просветах истины и посещают бездны по ту сторону космоса. Конечно, не у всех есть дар предчувствия будущего, как, например, у Слуцкого, который в начале 40-х предвидел атомное оружие или Г. Чулкова, который в 1920 году «прорисовал» образ Сталина.
«…Ещё скрежещет змий железный,
Сверкая зыбью чешуи,
Ещё весят над чёрной бездной
Россия, паруса твои.
Ещё не видим кормчий тёмный
В тумане одичалых вод,
И наш корабль как зверь огромный
По воле демонов плывёт…»
Ни научное мышление, ни логика суждения, а профетический настрой, отрабатывающий основные символы человечества, могут открыть доступ к бытию.
У того же Георгия Чулкова, в строках, написанных в 1938 году в Ялте, мы находим определение поэзии, близкое к нашей концепции:
«…И странных слов безумный хоровод
И острых мыслей огненное жало
И сон, и страсть, и хмель, и сладкий мёд
И лезвие кровавого кинжала.
Поэзия! Причудница столетий
И мы всегда доверчивые дети,
Готовы славить муки и восторг
Твоих мистерий и твоих видений
И яростно ведём ревнивый торг
За право целовать твои колени…»
Ветер как символ женского сквозит между строк и образов Татьяны, уносясь куда-то за горизонт.
«…Храмов бледные тени
на российском ветру
в белооблачной пене
растворятся к утру…»,
или
«…За далью ускользающей видны
костры, костры, и только ветры – мимо…».
Или другая мысль:
«…Видно, я обманулась, что мы сочиняем стихи,
забывая о том, что они нас давно сочинили…»
Тут блоковская мысль, что поэзия движется сама. Она приходит сверху, неизвестно откуда и уходит в неизвестном направлении.
Поэзия идёт от роковых корней, а мелос — от зерна неба и, прорасти этому зерну мешает очень многое: жестокий социум, массовая культура, идеологические стандарты и неправедная конкуренция поэтов.
Некоторые поэты вкушают мёд бытия – это мы видим в текстах Татьяны Кайсаровой.
Мёд, как и бытие бывает разноплановым, многосферным. Эти сферы посещают мысли и воплощаются в поэзии Татьяны Кайсаровой.
«…Хрустальный день не для игры…
Прости, но спорить неохота –
уже готов и сдобрен мёдом
отвар осиновой коры…»
«…Печальны отголоски песен.
Увы, мне жаль – я не пою,
я горький сок осины пью,
в нём тает мёд янтарной взвесью…»
Звёздный мёд и поэзия Кайсаровой вбирает и «тёмный мёд ночей». Наполняет фиалу пряным медовым настоем.
Можно звать предвиденье, но появляется непредвиденное.
«За мнимой рекой под названием Лета», поэтесса попадает в миры иные.
Так сложилось, что в России не держится контекст. Поэты, как «атланты держат каменное небо», не удерживая контексты. В стихотворении, посвящённом Д. Цесельчуку, слышна просьба не удерживать звук.
«…Не впервой уходить…
Отпусти, не удерживай, Звук!
Неуместна печаль
на пороге иных воплощений.
Жизни тянется нить,
но Сансары теряется круг,
растворяется даль
в сонном мороке скрытых смещений!..»
Поэт прочувствовал современный мир и не ищет выгод, не принимает мир бизнеса, а скучает по тёмным озёрам, по сакральному остыванию строк, по исчезающим миражам, где слышен крик муравьёв в горящих лесах и по знакомой Москве, которая представляется как незнакомый город, город незнакомых лиц.
«…Хладнокровная жизнь, бестолковая тяга к рублю.
Слово «бизнес», которое я не люблю,
для меня – бесполезный фетиш: я лукавство его различаю.
Ожиданьем живу и по тёмным озёрам скучаю,
и славянский напев в отголосках бессонниц ловлю…»
«…За скучной чередой пустых реклам лубочных –
банальность клоунад и плачи ни о чём,
и льстивый горький мед говорунов порочных,
и многое ещё…
Мне город незнаком!»
«…На прощанье прошу:
пусть подарит фиал чародей
и наполнит вином
или пряным медовым настоем –
лишь его уношу,
сохраню на далёкой звезде,
буду в мире ином
ароматом Земли успокоен…»
Чаяния поэта почти всегда напрасны, слишком сильны расхождения между идеальным и тем, что есть.
Вместе с высокими темами встречаются простые женские мотивы: «накинуть китайский халатик», выпить кофе из молотых зёрен, где всё же мерещится в чёрной гуще — корни судьбы.
Для поэтессы важно сохранять «сад иной земли» «и явь и сон» это мы находим в стихотворении Vergnano , где сквозь резной виноград виден сад, словно матрица мира.
«Обжигающе-чёрный, прошедший сквозь жерло «Делонги»,
без тебя не усну. Ну а если проснусь очень рано,
то, накинув китайский халатик, пристроюсь в шезлонге,
чтобы выпить волнующе-терпкий и горький «Верньяно».
Остаюсь в добровольном плену. О, дурманящий запах
твоих молотых зёрен! В чёрной гуще – разгадка судьбы.
Помню: вечер в Палермо подкрался на бархатных лапах,
а потом в италийской ночи́ голубые тонули сады.
Здесь другая погода, прости мой неласковый север.
Августовская ночь до обиды порой холодна,
только горечь «Верньяно» и розовый зябнущий клевер,
вдруг напомнят, что лето бывает бедней, чем весна.
Сквозь резной виноград виден сад, словно матрица мира.
Уходящей луны растворяется белый агат.
Незнакомые птицы на утреннем небе – пунктиром,
а знакомые – рядом о чём-то надсадно кричат».
Особенность поэзии Татьяны Кайсаровой в том, что она так проявляет метафизические переживания, что они сами находят свои пути. Такое происходит, если не торопить время, но поэзия устроена так, что всегда его торопит и опережает.
Только натуральное естественно и прекрасно.
<<< ОГЛАВЛЕНИЕ >>>