Ты, наверное, помнишь сентябрь и весёлый Гурзуф?
Хоть сегодня об этом забыла на том континенте:
в темноту уплывал теплоходов блуждающий звук,
замирая и тая в уже в наступившем моменте.

И сейчас мы, как тени в музеях тревожим холсты,
в ожиданье того, чтоб вернулся за нами наш шанс.
Что считать километры? Полёт длинноногой версты
лишь туда, за тобою в далёкий, ненужный Прованс.

Новый мир, открываясь, тебя, несомненно, простит.
Я ж застрял на востоке, в вечно спящих, седых городах.
Что же нас изменяет с годами и тут же куда-то летит,
мимолётно задев, в тех гремучих ночных поездах?

Мир тебя на колёсах, конечно, умчит далеко.
Аю-Даг потемнеет в ночи, словно сломанный зуб
и печальным гудком за спиною остынет Гудзон,
мне легко говорить: «До свиданья, до встречи, Гурзуф».

Мир, конечно с тобою, тебя он печалью простит,
а меня поджидают лишь тёмные тени у стен.
Мне вдоль них неизбежно под вечер брести,
отдаваясь усталым шагам, отдуваясь усталостью вен.

Где же ты? Мне твой адрес простой неизвестен.
В той нездешней тиши, не прельщает ни чья болтовня,
ты подкрутишь приёмник, и тут же слетаются вести,
только нет в тех вестях ни моих позывных, ни меня.