Там рождается утро, где цветёт на солёной земле тамариск, только я заскучал и забыл тот, в её волосах, гребешок, но на навстречу мне солнце приносит внезапный сюрприз: след плетёных сандалий и тонкий тугой ремешок.
Тамариск, расплети её пряди густой темнотой. Вот и синие сумерки, исподволь, стелется низко… Как начать говорить, как пойти этой ночью не к той, как мне пить одному, это тёплое терпкое виски?
Повернись гребешком, я тебе горячо помолюсь, тамариск, выйди в светлом по чёрным, горячим дорожкам асфальта. Если сможешь, прости, моё жёлтое сердце измены, Мари, а ещё лёгкий ветер Гурзуфа, цветущую шумную Ялту.
Ты у моря меня уморил вязкий шум тамариска. В водянистых квадратах витрин усмехается утро хитро́, я с московской молитвой иду по спине Сан-Франциско, выбирая кварталы смотрин, повороты метафор и троп.
Ты ведь манной небесной меня заманил, тамариск, если сможешь и дальше баюкай, если нет, то наври. Я готов возвратиться, готов на сговорчивый риск… Мне бы только найти тот затерянный дом, на неведомой street.
Покорил, накормил, сладкий привкус принёс, тамариск, птицей в клетке во снах позабытую дверь отворил. Улетай, уходи, приходи только в час, неназначенный - икс, если только простила мне жёлтое сердце измены, Мари.
|