Об осени пиши, чернилами дождя и это все же понапрасну,
Но лучше перьями мелькающих зарниц и облаков слепящим почерком
Пошли опавшее послание к лесам уже багряно-красным.
Черкни всё это на бумагу и штрих добавь однажды поздним вечерком.

Когда в 1998г хоронили останки в
петропавловке, священник не произносил имена.


Всё же забвенья и смерти достойны только рабы.
Пахнут розы Чаира в царском утре, свежи и нежны
А теперь в пределе Петра, опускали пустые гробы
Старшей Ольги, средней Марии, Анастасии и младшей княжны.

Рожденье, становленье, умиранье утреннего сна,
Где хватка тонкой нежности мертва –
Так над водою рыбкой крутится блесна,
За нею тенью гонится стремительно плотва.

Я не сплю, всё твой образ, всё кажешься Ты
И твой голос звучит голосом бабочек, голосом сов –
Это знаки спускались с далёкой звезды,
Им кусты головою кивали, темнотою прибрежных лесов.

Еле видны следы дождя на раскидистой кроне
И готовы к полёту на землю созревшие первые листья.
Это август тихонько крадётся на руках с августейшей короной
И пугает глухие дворы незаметной повадкою лисьей.

Силуэты в линиях плача, близости щемящая волна.
В синем мраке вычурных небес – зданье, словно, старый равелин…
Спим ли мы, не закрывая глаз? Льется полумрака желтизна,
и слепые окна, напоказ, в ночь свои бинокли навели.

Мир желанный тех жизней и узок, и тесен.
Нашу точку слиянья стережет, как и прежде маяк,
где на влажных стенах зреет вечнозелёная плесень,
и волнам и Киклопу отдана Галатея моя.

Лиловая ночь распускает невидимый шлейф,
и, поднявшись над полночью, никнет с поверхности в сад.
Спать уложит и облаком ляжет на медленный дрейф,
отправляясь к тебе в ту забытую вечность – назад.

Выключить свет попросит у вечера уставшего дня волокита,
ночь заколдует деревья и просеки, окна погасит аптека.
У потемневших прудов Патриарших напрасно ждёт Маргарита,
напрасно заря золотится застёжкой на горле двадцатого века.

А ты не умерла ни в том немом кино, ни наяву.
Я вижу странный фильм, он чёрно-бел, невнятен и понур,
смотрю, как исчезает время, слышу, как зовут
века и у судьбы всё тот же драматург.