Творчество как маркетинг и брендование

Рассмотрим в этой статье внешние аспекты творчества.
Сведения о начале, сведенье фактов, лиц, свидетельств. Судьбы скрещение.
Каждый пишет о себе – свою историю, стараясь хорошо выглядеть в глазах других. Историю о нас рассказывают и другие. И вид её совсем иной, не тот, который мы представляли. Умение «подать» нас определёнными людьми в нужный момент, и есть искусство брендирования, а не процесс реконструирования.
Свидетель должен свидетельствовать. После смерти человека можно говорить что угодно о фактах, их интепритации, о вымыслах, о ноуменах, о проекциях. Правда-ложь, довольно интересный аспект метафизики, пробует смысловую модальность. Но то, что уже записано в вечности, в верхнем мире, со временем опустится к нам в виде истории. Что до этого ушедшим людям, которые не заботились о своей репутации, например Гесслеру или Губанову? Однако они живут не только в нашей памяти, в нашем воображении и в строчках своих оставленных рукописей, и в тех ситуациях и событиях, в которых мы вместе были участниками.
В 1968 году, после чешских событий, ко мне на ул. Казакова пришли Лёня Губанов с Вадиком Делоне. У них появилась идея самиздатовского журнала типа «Хроники текущих событий», но с философско-литературным уклоном. Из окна своей комнаты я сразу заметил тени обязательной слежки. В то время я увлекался русской философией, и они считали, что я должен был скоординировать русскую идею в этом журнале. Но по ряду причин, мне не захотелось заниматься таким журналом, и я им отказал. Тем более была главная причина – попадание в область видимости КГБ. Мне хотелось найти не диссидентскую идею противостояния, а совсем иную.
Через несколько лет этот проект пришёл сам по себе. В то время начали появляться новые западные книги, с интересной психодуховной тематикой – это было уже начало 70-х. И мы с моим, близким по духу другом Виталием Михейкиным решили переводить эти книги, создав группу «Контекст», при этом регистрируя переводы официально во Всесоюзном центре переводов, на Профсоюзной. Переводы начали с большой скоростью распространяться в самиздате. И когда к Виталию пришли через несколько лет люди из «органов», им не к чему было придраться.
Спектр знакомых и незнакомых лиц. Например незнакомое лицо – Геннадий Барабтарло. Если я спрошу Фиму Друца: кто такой Барабтарло, он вряд ли вспомнит, а это знаток Пастернака, первый переводчик «Бледного огня» Набокова, он вывозил на себе через границу этот роман, когда навсегда выезжал из Советского Союза. А кто такой Валентин Куклев, Друц, пожалуй, ответит. А Инна Герцфельд не помнит кто такой Куклев, да и почему она должна помнить или не помнить? Ей не нужно знать про неизвестность, неведомость, анонимность. Женя Витковский написал тогда: «Мы анонимы, мы неосязаемы и неискоренимы». В этой фразе зашифрован страх поэтов.
Но есть другой подход, когда человек инвестирует в своё имя. Тут подходит любой скандал, эпатаж, самореклама и продажа того, чего нет на самом деле, некий идеологический подыгрыш. Этот подход был особенно популярен во времена советской власти.
Сейчас нужно быть постоянно на виду, «светиться», используя СМИ, быть «на одной ноге» с известными лицами и успех придёт в том или ином виде. Эти технологии симулякра достаточно известны, и в определённый момент творческий человек решает: пользоваться этим, как в известном фильме «Всё на продажу» или нет.
Но есть и другой подход, он более известен на востоке, когда автор не подписывает своё произведение, лицо его не известно. Это, как правило, мастера, ткущие небесные свитки, или Велимир Хлебников, сам не опубликовавший ни одного своего произведения:

«… То, что побеждаем, малость
Нас унижает наш успех
Необычайность, небывалость,
Зовёт борцов, совсем не тех…». (Рильке).

Творец и власть. Многие, да почти все не выдерживают этот дискурс: Мандельштам, Булгаков - сотни расстрелянных и погибших в лагерях. В Советские времена призвание писателя – быть при звании, но не быть призванным. Быть успешным писателем – это иметь квартиру, дачу, которую выделял Литфонд. Быть «усопшим смертным» членом Литфонда – определённый знак, некая отмеченность, вследствие которой – получение государственных субсидий. Оказывается, быть знаменитым – красиво.
Сведём этот материал к словарю рыночных определений. Как стать известным, ибо только это продаётся - неизвестные не покупаются. Бродский не только бухгалтер (статья «Бродский как бухгалтер»), но и гениальный пиар-менеджер. Роланд Барт – французский структуралист, предполагал, что литератор существо социальное. Ему как псу надо бегать и метить свою территорию. Поэт Рейн, например, утверждает, что поэты это волки, для меня же это весьма спорный вопрос.
Итак, есть два подхода, две технологии: «молчи, скрывайся и таи», и ты обманешь мир и власть, тем самым сохранишь себя; и другой путь – заигрывание с властью, считывание её message, получение тендеров и «крыши».
В Советские времена для того, чтобы стать известным, надо было прийти к мэтру и взять его благословение - это протекционизм. Мэтр тебя нахваливал в глазах общественности, делая тебе и себе пиар. На этом строится философия прикрытия, идет раскрутка имиджа и имени как торговой марки. Если автор умело пользуется брендом покровителя, то возникает «акционерное общество» и появляется капитализация раскрученного знака. Появляется лидирующее положение на рынке и это положение держится до тех пор, пока власть не отворачивается от ненужного ей писателя или сам автор перед ней чем-то провинился. Автор попадает в немилость, как это было с Мандельштамом и «живёт, не чуя под собой своей страны». Бороться за себя, за свой подлинный символ и знак своей веры – это основная задача литератора, измена этим принципам приводит не только к потере лица, но и дара, как это произошло, например, с Леонидом Леоновым – в период Серапионова Братства, а ведь гениальный писатель, эквивалентный Достоевскому (повесть « Конец мелкого человека»). А что потом?
Все пошло как-то иначе, то, что было тогда, послушно потянулось каким-то живым всплеском.
Вперед в прошлое, где дух времени заставляет проявляться таким образом, чтобы чуять под собой свою страну и землю, а это возможно, только тогда, когда остаешься самим собой, не являясь менеджером своих книг.