Люди расселин

Глава 2

(О влияниях, прямых и косвенных, об инспирировании, инициациях и о многом другом).

И ты с собою уводил

Меня во мрак тысячелетий,

Цари вставали из могил,

Пророки плакали как дети.

И вечный спутник – Люцифер

С остекленелыми глазами

Смотрел на нас из инфрасфер,

И всюду следовал за нами.

          А.Н.Зелинский 1976г.

Опыт уникальной жизни, образ редких мыслей, богатое духовное сознание в России, как правило, исчезают. Они не имеют традиции передачи знания, как это происходит на Востоке, где существует институт гуру – учителей. Книги, архивы, рукописи, записи уходят также как вода через песок. Что же остаётся?

У моего друга Зелинского А.Н. осталась только рукопись Е.Н.Максимова «Космос Египта». И то он случайно её подобрал за дверьми квартиры Максимова, куда были выброшены стопки его работ. Жена Максимова, далёкая от его творчества, не позаботилась о сохранности этих обрывочных листов. Что можно ожидать от женщины, которая после очередного семейного скандала, переехала детской коляской упавшего с сердечным приступом Максимова и просто ушла гулять с ребёнком. Когда она вернулась, он уже был мёртв.

Так ли это было на самом деле? Никто этого уже не узнает. Осталась лишь эта рукопись и дочь Марта, её то я и встретил на вечере в день памяти Максимова спустя 20 лет. Правда до этого А.Н. Зелинский показал мне стихи, будучи десятилетней, Марта написала:

Жаркое Солнце Египта

Бросило в прорезь веков,

Острую тень эвкалипта,

Ветреный шелест песков.

Львов, задремавших у трона,

В плавнях шагающих птиц,

Профиль лица фараона,

Слуг, припадающих ниц.

Жёлтый кристалл пирамиды,

Сфинкса с невнятным лицом

Горе богини Изиды

Над дорогим мертвецом.

На этом вечере, в музее-квартире Н.Д.Зелинского было много странного народа, Марта не производила впечатления поэтессы. Очевидно, через генетическую память она вспомнила то удивительное пространство, в котором никогда не была, но через профетические свойства, считала текст стихотворения.

Я занимался у Максимыча (так его все звали в нашей группе)  древнееврейским языком, осваивая азы каббалы, потом с этих занятий по вечерам с Кропоткинской, возвращался бульварами и парками. Летел пух в лицо со сталинских тополей. Занятия продолжались несколько часов, возвращаться приходилось под вечер, когда синие сумерки скрещивались с фронтонами домов, усиливая тем самым рассказы Максимыча.

Врезался в память один из них, о том, как он сидел в ГУЛАГе вместе с полковником СС.

Тот ввёл его в культуру тайных орденов оккультного рейха. Особенно запомнился его рассказ, когда в тайном корпусе Гудериана появился неизвестный в чёрном, без знаков отличия. Было непонятно, как он проник в приёмную, где соблюдалась строжайшая дисциплина секретности. Об этом Гудериан и спросил неизвестного. Неизвестный: «Вам что, генерал, надоело командовать корпусом?». Генерал всмотрелся в контур лица незнакомца, и оно уже ему показалось знакомым. Где-то он его видел, в высших кругах третьего Рейха, рядом с Фюрером?  Но почему-то имя его никак не вспоминалось. Неизвестный, как бы угадывая мысли чуть стареющего генерала: «Не спешите, Schneller Heinz («быстрый Хайнц»),  у меня множество имён».

Эти эпизоды излагались с блистательными филологическими познаниями не только моей группе, но и другой группе, о которой речь пойдёт позже. Например, Максимыч мог перевести любой текст с арамейского языка на арабский, а с арабского найти аналог в египетском языке. Он обладал энциклопедическими познаниями, владел несколькими древними и многими современными языками, в том числе арабским, итальянским, сербским и голландским. Переводы древнеегипетских текстов, сделанные Евгением Николаевичем, отличаются высокой точностью и блестящим литературным стилем. Помимо филологических знаний, были у него и жизненные постулаты.

Один из них гласил: «Скрывай свои знания и не вздумай излагать их в упрощённой форме».

Позже, объясняя каббалистическое устройство дерева Сифирот, а также способы прочтения текстов гематрии, натарикона и тимуры, он бросил вскользь: «Главное -  занять своё место в эзотерическом мире». Мир – это век людей, а эзотерический мир – это их расположение внутри смысла традиций символического и метафизического космоса.

Особенно были хорошо изложены куски текстов, которые выпали при переводе Библии на греческий язык – кусок о Лилит: «Ночь плыла из под ее ногтей, застревая в кронах дерев».

Люди расселин искали тайну ночей древности, алхимию бессмертия и все те неприметные знаки ушедших времён, среди людей когда-то живших. Ведь они знали, как избежать забвения и не попасться в чёрные дыры жизни.

Спустя много лет, А.Н.Зелинский, его близкий друг, сказал, что он никогда не сидел в лагере и все эти истории он рассказывал молодым людям, которые его окружали, чтобы они лучше впитывали немецкую культуру. Так, один из них, Евгений Головин, стал блистательным переводчиком Рильке, и вы можете насладиться его переводом романа Г. Мееринга «Ангел западного окна».

А.Н.Зелинский: «У Жени Максимова была способность погружать людей в глубокие культурные контексты». И так как он был изначальным субъектом, питающим свою грибницу (ризому) ценностными (axia) мифологическими интерпретациями, космологическими конструкциями, то этот поток рождал в людях, окружавших его, способность воссоздавать это идеальное в умирающем социуме. Так Евгений Головин, «Адмирал», выходил с группой таких же молодых людей  9 мая к Большому театру, одевшись в немецкую форму времён Второй мировой и они пели: Das Berliner Jungarbeiterlied:

Herbei zum Kampf, ihr Knechte der Maschinen
nun front gemacht der Sklavenkolonie.
Hört ihr denn nicht die Stimme des Gewissens,
den Sturm, der euch es in die Ohren schrie? 

Это так называемая «боевая песня» отрядов СА. Их по странным обстоятельствам, не забирали, так как изначально это был «Марш авиаторов», советская песня написанная в 1921 году  Юлием Абрамовичем Хайтом, а текст сочинил   Павел Давидович Герман. Она часто исполнялась на парадах, когда сталинские соколы в боевом порядке шли над Красной площадью.  Являлась официальным гимном ВВС.

Лично я не знал Головина, но у меня было много друзей, которые с ним пересекались. И ко мне попадало множество историй, рассказанных ими. Вот одна из них, описанная А.Ровнером:

«Евгений Головин, или «Адмирал» – поэт и переводчик, знаток герметической поэзии и алхимии на протяжении десятилетий был признанным в русском андеграунде мастером тайных наук и искусств. Перед нами природный российский феномен – классическое сочетание эстетического снобизма, эзотерической мизантропии и алкогольных озарений плюс острый перчик из «черной» фантастики и американских horror movies.

Главное же то, что Головин воплотил сокровеннейшие сантименты российских шестидесятых: дионисийство, алхимия, герметизм, неоплатонизм – джентльменский набор увлечений того и не только того времени − и довел его до возможного совершенства.

В одном из своих ранних эссе об алхимии Головин цитирует немецкого поэта XVII века Кристиана Хофмана фон Хофманнсвальдау:

Поднимайся, душа!
когда нет звезд,
когда черные своды ночи нас устрашают,
ты должна учиться быть себе своим собственным светом.

«Если это было сказано в сравнительно благополучную, на наш взгляд, эпоху, то, безусловно, эти строки еще более актуальны в наше время», комментирует Головин эти стихи. Для того чтобы выполнить рекомендацию поэта, Головин предлагает не просто уединение или отшельничество, но «полное наплевательство на те ценности, которые этот мир нам предлагает». Это было не простое, а ритуальное наплевательство и священный долг, и исполнялось оно всегда ответственно и надрывно.

В 1990-е годы Головин задавал себе вопрос, должен ли он целиком посвятить себя алхимии или же реализоваться как бард, исполнитель своих собственных песен. Он реализовал в себе оба своих дара и стал в этих областях безусловным авторитетом уже не только для узкого круга московского эзотерического бомонда, но, благодаря Интернету и стараниям своих популяризаторов, обрел широкую аудиторию среди юных энтузиастов новой российской контркультуры. В те годы одновременно с «перестройкой» стремительно рушилась героика мистического андеграунда 1960-х годов, и начиналось время рынка «духовных услуг» и «тусовок», продолжающееся и поныне.

Володя Степанов рассказывал мне о событии тридцатилетней давности. Как-то ночью вокруг Головина собрались главные люди России. Дело происходило на даче, и выпивка закончилась. Вокруг на десятки верст не было винных магазинов, а те, что были, были закрыты, да и денег ни у кого не было, и все пошли, круто вниз − начался ужасный обвал. И тогда Головин встал и сказал собравшимся: «Господа, только ли на алкоголе мы умеем летать? А без него что, слабо? Предлагаю вскрыть себе вены и сделать коктейль из нашей крови!» И тогда все присутствующие начали пилить себе вены кухонными ножами и цедить кровь в стаканы. И градус опять полез вверх – равновесие было восстановлено».

Но для меня такое явление как Головин не факт контркультуры, а развитие той грибницы, которую взращивал Е.Н.Максимов.

Головин же в свою очередь дал импульс и подготовил почву для  появления  А.Дугина. Тут имеется в виду не заимствование идей, а семена, которые дают неожиданные всходы.

Многие десятилетия велись исследования тех пластов, которые лежат под социокультурной матрицей и редко выходят на поверхность, являясь питательной внутренней средой.

Одним из таких тщательных исследований является  текст  Галины Березиной о неоевразийстве Александра Дугина.

<<<     ОГЛАВЛЕНИЕ     >>>